Диалектика Dasein и Sosein: Здесь и сейчас

[КИ]

Почему психическое мы лишь редуцируем-подвешиваем, а не делаем предметом сущностного созерцания?

Потому что при сущностном рассмотрении они саморастворяются. Чем больше Вы пялитесь в некую эмоцию, тем меньше ее находите. А с мат. вещами так поступить несколько сложнее (но тоже можно ). В буддизме, почти вся номенклатура дхарм в основном занята именно психическими компонентами. А раз они дхармы, то значит аналитически уже далее неделимы. То есть, нечего там исследовать.

[Пламен]

Да, буддизм тем хорош как методология, что помагает сразу понять иллюзорность Dasein как физических вещей, так и психический реалий и не цепляться к ним.

[Zvuki]

Ну вот сопротивляется скотина, Lebenswelt, и не дает себя полностью редуцировать.

Вот Хайдеггер и взялся его исследовать. Ну так позвольте ему это делать, зачем же негодовать на него?

Этим самим доказывается, что сопротивление реальности сломить трансцендентально-логическим путем только нельзя. Вот и приходим к тотальной аскезе йоги.

«Приходим к тотальной аскезе йоги» - Вы имеете в виду, приходим пока теоретически?

Чтобы убрать психологическую реальность, нужна вторая фаза редукции. Здесь объектом редукции являются "имманентные реалии", а целью редукции - трансцендентальные эйдосы.

Можно ли назвать для примера несколько таких (постпсихических) «трансцендентальных эйдосов»?

Кроме того вещь - это не Ding, а Sache. Здесь уже можно говорить о двух основных типах феноменологии - Aktphaenomenologie и Sachphaenomenologie. Первая занимается редукцией психических актов и описанием интенциональных актов, а вторая уже занимается вещами как они есть. Понимайте Sache не как вещь (вещистски, dinglich), а как чтойность (Washeit).

Когда немец спрашивает, в чем суть, он использует слово Sache.

Я вот подумал: в феноменологическом подходе мы в результате получаем (правда, как выяснилось, нам так и не удайтся это сделать из-за Лебенсвельта) набор эйдосов. И что дальше мы с ним делаем (будем делать, когда получим)?



 

[Zvuki]

Потому что при сущностном рассмотрении они саморастворяются. Чем больше Вы пялитесь в некую эмоцию, тем меньше ее находите. А с мат. вещами так поступить несколько сложнее (но тоже можно ).

Вот к примеру «забота». Возникла, помедитировал, растворилась. Можно даже не медитировать – сама через какое-то время растворится. Потом опять возникнет. Значит она есть. Точно так же как материальные вещи – они же тоже не всё время в поле восприятия.

В буддизме, почти вся номенклатура дхарм в основном занята именно психическими компонентами. А раз они дхармы, то значит аналитически уже далее неделимы. То есть, нечего там исследовать.

А где есть что исследовать? Где не дхармы?

 

[КИ]

Zvuki, можно исследовать те самые отношения между дхармами .

[Пламен]

Эйдосы нужны для конституций той или иной региональной онтологии, для формальных онтологий, для методологического настроя эмпирических наук и тому подобные пошлости, в том числе для освобождения от сансары, в качестве единства формальной аксиологии и априорной прагматики.

Где критерий эйдосности эйдоса? Только в нас самих.

PS. Спросили у Марка Твэна, в чем смысл бытия. "Чтобы помогать другим, - ответил Сэм Клеменс. - Правда, я не знаю в чем смысл существования других..."

[Zvuki]

Отношения существуют между вещами и не могут быть первичными. У нас здесь сложились определенные отношения потому, что мы уже есть, а не наоборот - наше дазайн было сконституировано благодарение сложившимся здесь отношениям. Второе аподиктически абурдно.

Стало интересно осмыслить данный замечательный текст с точки зрения феноменолога. Вот первое предложение: «Отношения существуют между вещами и не могут быть первичными» - можно ли его понимать как что речь в нём идёт о вещах-эйдосах? А если можно, то много ли вообще Гуссерль уделял внимания отношениям между эйдосами?

 

[Пламен]

Тут многое зависит от того, как мы будем понимать бытие эйдосов. Если мы скажем, что эйдосы существуют, то этим мы исказим суть феноменологической фундаментальной онтологии. Существуют реальные вещи, которые была нами подвешены временно в целях феноменологической редукции. Здесь суспендировать имеет совершенно то же значение, что и глагол aufheben (поднимать на полку, т.е. диалектически убирать и сохранять, одним словом "снимать" в нашем специальном философском смысле). То, что подвешено, рано или поздно должно снова появиться в нашем феноменологическом поле, скорее позже, чем рано, и всегда с коэффициентом "подлежит редукции".

Итак, эйдосы не существуют, они не экзистируют, не дазайнируют, НО они присутствуют, они пребывают и модус их при-суть-ственного пре-бывания определяется глаголом bestehen. Эйдосы не существуют, но обстоят (bestehen). Их форма бытия является обстоянием (So-sein), а любое обстояние соткано из отношений, а именно, из отношений аподиктичности и общевалидности. Эйдос дома обстоит, а не состоит - это реальный дом состоит из реальных частей, в то время как дом-эйдос не состит из частей. Он единое целое, монолитный феномен, абсолютная данность материального априори, das Wesen in seiner Schau, короче, die tiefste letzendliche Wesenschau.

Следовательно, обстояние (das Bestehen) не только общевалидность логического или другого характера, но и совершенно необходимым образом данная непосредственному созерцанию фактичность. Феноменологический факт. Tatbestand, который есть к тому же и Tatsache, die Sache как она есть. Абсолютно неделимый, атомарный факт (Витгенштейн) чистого созерцания. Дхармакиртиевская свалакшана.

[Zangezi]

Plamen, блестяще! В трёх абзацах - суть эйдетической феноменологии! Можно было бы лишь добавить, как сознание "обнаруживает", интуирует эйдосы - а именно: в произвольном варьировании в фантазии, в ничем не ограниченной игре воображения, откуда берутся все чистые возможности, любые вариации, которые и составляют "идеальный объём" эйдоса. Поэтому эйдос всеобщ, безусловен и предшествует как понятиям, так и фактам.

Но всё же не всё так гладко (по крайней мере у Гуссерля). Ибо "последний синтез" эйдетической феноменологии - трансцендентальное ego, которое в силу своей своеобразности требует и совершенно особого подхода - генетического, в котором конституируется уже чистое Ego как эйдос всех эйдосов. И вот тут  прежнее аподиктическое интуирование эйдосов объявляется низшим, пассивным синтезом, тогда как в активном конституируются исторические изначальности, если угодно, прото-эйдосы, впервые заявляющие о себе в неких перво-актах. Так эйдосы геометрии не просто свободно интуируются мной здесь и сейчас, но ещё и сущностно зависимы от того уникального исторического факта, когда некий перво-геометр впервые осуществил их варьирование в фантазии. Ну а это, в свою очередь, оказалось возможным на фоне уже конституированного "интермонадического сообщества". А тут сложности только и начинаются...

[Пламен]

О, это уже высшая математика феноменологии. Фикция (воображение, фантазия, свободные вариации), как говорил Гуссерл, сущностный элемент рефлексии, а стало быть и трансцендентальной феноменологии.

Но здесь не следует забывать, что фикция - это несуществующая предметность, лишенная Дазайна структура) и следовательно все эйдосы подпадают под это определение.

[Zvuki]

Тут многое зависит от того, как мы будем понимать бытие эйдосов. Если мы скажем, что эйдосы существуют, то этим мы исказим суть феноменологической фундаментальной онтологии. Существуют реальные вещи, которые была нами подвешены временно в целях феноменологической редукции.

Интересно, что Вы тут совершенно отождествляете понятия «существовать» и «реальность». По Хайдеггеру и нереальные вещи тоже существуют: в том числе и мысли. На скольок я понял, Хайдеггер жёстко привязывает понятие «существовать» к понятию «есть», «быть». И коль скоро мы вполне обоснованно можем сказть: «У меня есть мысль», то значит мысль есть, существует. Однако не всякий и не в любом смысле скажет, что мысль – это реальность.

Существуют реальные вещи, которые была нами подвешены временно в целях феноменологической редукции.

Тут мне интересен тот факт, что тут Вы, если я правильно Вас понял, фактически как бы говорите: «Да, реальность первична. Но мы не будем ею заниматься-исследовать, а мы её подвесим, а заниматься-исследовать будем нереальными эйдосами-сущностями». Это весьма интересная и вызывающая некоторые сомнения позиция. Это напоминает анекдот про пьяного, который ползает под фанарём. У него спрашивают: «Что ты там делаешь?», он отвечает: «Ключ ищу, я его где-то по дороге потерял». «А почему же ты тогда ищешь его не на дороге, а под фонарём?». «А здесь светлей».

То, что подвешено, рано или поздно должно снова появиться в нашем феноменологическом поле, скорее позже, чем рано, и всегда с коэффициентом "подлежит редукции".

Тут я подумал: а ведь фактически получается, что вся феноменология с её эйдосами – это по существу на самом-то деле исследование реальности. То, что нам удалось чисто-ясно понять,  мы объявляем эйдосом-сущностью, то что не удалось пока понять, мы редуцируем-откладываем до лучших времён, пока не накопим силёнок для вникания-понимания и в это отложенное.

Эйдос дома обстоит, а не состоит - это реальный дом состоит из реальных частей, в то время как дом-эйдос не состит из частей. Он единое целое, монолитный феномен, абсолютная данность материального априори, das Wesen in seiner Schau, короче, die tiefste letzendliche Wesenschau.

Но тем не менее, этот единый неделимый феномен (например дом-эйдос) конституирован какими-то внутри него моментами?

Кстати, на мой вопрос Вы вроде бы так и не ответили? Предположу ответ со своей колокольни: «Этим занимаются региональные онтологии» - верно? Имеется в виду вот этот вопрос:

много ли вообще Гуссерль уделял внимания отношениям между эйдосами?

 

[Пламен]

Так это очень просто. Существовать - это existieren. Existieren - это Dasein. У иллюзии тоже есть Dasein, иначе ее не было бы вообще. Но у нее, к тому же, есть и Sosein, которое бытие переводить простым существованием не стоит. Быть и существовать совершенно разные вещи. Быть делится на существовать и обстоять (см. мои разъяснения по поводу bestehen и subsistieren). Если, конечно, убрать у бытия зозайн, то получится сугубо экзистенциальный дазайн.

[Zangezi]

Так это очень просто. Существовать - это existieren. Existieren - это Dasein. У иллюзии тоже есть Dasein, иначе ее не было бы вообще. Но у нее, к тому же, есть и Sosein, которое бытие переводить простым существованием не стоит. Быть и существовать совершенно разные вещи. Быть делится на существовать и обстоять (см. мои разъяснения по поводу bestehen и subsistieren). Если, конечно, убрать у бытия зозайн, то получится сугубо экзистенциальный дазайн.

Я бы сказал иначе: существовать=быть+обстоять. Или: wesen=sein+bestehen. В Wesen читается и бытие (Dasein) и существо/сущность (Sosein). По русски не совсем корректно можно было бы сказать, что нечто и существУет (то есть бытийствует), и сущЕствует (то есть обстоит) - это два модуса wesen. Таким образом, и эйдос и экзистенция бытийствуют (есть всё же нечто, а не ничто), но эйдос только сущЕствует, а экзистенция только существУет.

Но у Хайдеггера Da-sein это не просто голая экзистенция, чего так хочет Пламен , это некоторое Wesen: быть-вот состоит из быть (sein) и обстоять (da). То, что присутствие всегда и прежде обстоит вот, подчёркивают её многочисленые экзистенциалы и в частности  Bewandtnis (имение-дела, или просто обстоятельство). Поэтому Хайдеггер никогда не был чистым экзистенциалистом, и чистое быть (sein) не предшествовало у него сущности (da), но всегда была связка Da-sein.
У позднего Хайдеггера формула стала иной, но осталась прежней: Seyn (как истина бытия)=Sein (бытие) +Geschichte (история как основание истины бытия).

[Пламен]

Вот поэтому и Гуссерль считал Хайдеггера своим антагонистом. Wesen по Гуссерлю - это Sosein. Wesenschau - это феноменологической созерцание эйдосов.

wesen + existieren = sein

это и есть единственная феноменологическая формула, из которой исходил Гуссерль. Все остальное - от Хайдеггера, или от его переводчика. Чего-то совершенно не верится, что Хайдеггер такой затюканный был. Все же работал ассистентом у Гуссерля.

[Zvuki]

У меня тут такая мысль-вопрос возникла. Вот понятие «бытие». Из чтений Хадеггера у меня сложилось впечатление, что бытие не в последнюю очередь, а пожалуй что и в самую главную и первейшую, определяется отношениями данной вещи, чьё бытие мы рассматриваем, с окружающим миром. В частности для присутствия говорится, что основоустройством его бытия является бытие-в-мире. А коль скоро так, то слово «обстояние», «обстоит» - пожалуй что очень подходящее для «бытия», поскольку в нём приставка «об-», на сколько я понимаю, указывает именно на ближайшее окружающее данной вещи.

Однако почему-то и Пламен, и Зангези единодушно связывают «обстоять» с «сущностью» и «вот». Тогда получается, что сущность-эйдос – это в первую очередь её отношения с окружающим? Это можно принять, учитывая моё поверхностное знакомство с феноменологией и понятие «горизонта» эйдоса, который, на сколько я понимаю, как раз включает в себя всевозможные отношения.

Но у Зангези получается бытие, на сколько я его (Зангези) понял, отделено от «обстояния». «Обстояние» связывается с «вот». Тогда собственно бытие получается простое «есть», без участия связей с окружающим, т.е. без «обстояния»?

 

[Zangezi]

Но у Зангези получается бытие, на сколько я его (Зангези) понял, отделено от «обстояния». «Обстояние» связывается с «вот». Тогда собственно бытие получается простое «есть», без участия связей с окружающим, т.е. без «обстояния»?
 

Вы ухватили самую суть! Действительно, у Хайдеггера бытие это не простое "есть", голое существование, экзистенция, акт-существования (по Левинасу). Так говорить, значит записать Хайдеггера в экзистенциалисты со всеми последующими выводами: абсурд бытия, тошнота, и проч.
В моей формуле wesen=sein+bestehen надо бы написать wesen=existieren+bestehen, но тогда Вы спросите, а где бытие?
Используй Хайдеггер слово wesen, и всё было бы проще, но он усложнил и себе и нам задачу.

Проблема в том, что русское быть и немецкое sein неравнозначны. В русском только форма "есть" ещё как-то привычно функционирует, остальные формы (суть, есмь) устарели, и даже инфинитив "быть" используется, в основном, в высоком штиле (вспомним гамлетовское "быть или не быть"). А у немцев эти все формы "быть" (ist, bin) по несколько штук на предложение, они совершенно обычны, затёрты и формальны.  
В русском другая проблема: слово "существовать" не является простой калькой нем.-лат. existieren, оно гораздо богаче и в нём слышится "сущность", "существенное" (главное) и даже "существо" (организм). Это примерно как в нем. wesen, которое, однако, в глагольной форме уже устарело.

Поэтому я и написал, что в русском:
СУЩЕСТВОвать = существовАть (есть) + сущЕствовать (обстоять).
А если в немецком sein=existieren+wesen (bestehen), то правильнее переводить sein как "существовать" (ведь seiende мы переводим как "сущее"!), а в existieren видеть лишь голое "есть".
Тогда СУЩЕСТВОвание (Sein) присутствия = есть+вот (sein+Da), где первое sein есть экзистенция, а Da - её обстояние, но так, что это целостный феномен СУЩЕСТВОвания (Da-sein), в котором ничего ничему не предшествует, но равноисходно.

Там где немцу нужно отвлечься от формального употребления sein и увидеть в его вездесущном присутствии более глубокого и древнего предшественника wesen (т.к. wesen этимологически происходит от wesan=sein), там русскому нужно не просто калькировать его книжным "быть", но всегда иметь ввиду множественность смыслов "существовать".

[Пламен]

sein - war - gewesen

Вообще-то не стоить слишком много внимания уделять этимологии, а то даже на немецком можем получить такие вещи как Wesen - это и сущность (Sosein) и существо[вание] (Dasein). В феноменологии Wesen используется главным образом как сущность (Wesenheiten = Soseinheiten), а значение существа редуцировалось вместе с Dasein-ом, видимо...

[Zangezi]

Вообще-то не стоить слишком много внимания уделять этимологии, а то даже на немецком можем получить такие вещи как Wesen - это и сущность (Sosein) и существо[вание] (Dasein). В феноменологии Wesen используется главным образом как сущность (Wesenheiten = Soseinheiten), а значение существа редуцировалось вместе с Dasein-ом, видимо...

sein - war - gewesen - Спасибо, напомнили

Конечно, этимология это предварительная ступень, своего рода очистка языка, но ступень обязательная... Мышление ведь в языке и из языка происходит, и тут не рвать корни или игнорировать их надобно, а продумывать язык до самого исходного его существа. Но и не абсолютизировать его, что делают некоторые современные лингвистические философы, объявившие язык последней и единственной реальностью, универсальным априори, и тем закрывшим себе доступ к его пониманию.

Язык - жизненномирен, и даже в радикальнейшем эпохе он незримо сопровождает нас.

[Пламен]

Не могу быть более согласен. Язык нужно анализировать, чтобы отбросить все возможные искажающие влияния этимологии, вульгарного или исторического узуса, подспудной многозначности и всего того, что можно обозначить как экзистенциальную относительность языковых структур.

Нельзя, однако, не признать, что язык такой же феномен, как и остальные трансцендентальные феномены, следовательно нам нужна трансцендентальная, а не экзистенциальная аналитика языка, иными словами, нам нужна Soseinsanalytik der Sprache.

[Пламен]

Существуют реальные вещи, которые была нами подвешены временно в целях феноменологической редукции.

Тут мне интересен тот факт, что тут Вы, если я правильно Вас понял, фактически как бы говорите: «Да, реальность первична. Но мы не будем ею заниматься-исследовать, а мы её подвесим, а заниматься-исследовать будем нереальными эйдосами-сущностями». Это весьма интересная и вызывающая некоторые сомнения позиция. Это напоминает анекдот про пьяного, который ползает под фанарём. У него спрашивают: «Что ты там делаешь?», он отвечает: «Ключ ищу, я его где-то по дороге потерял». «А почему же ты тогда ищешь его не на дороге, а под фонарём?». «А здесь светлей».

Реальность первична только в актах ощущения. Она сопротивляется и все, что переживается нам как допротивление, отмечается нам термином "реальность". Это само первое, эмпирическое определение реальности. Интересно, что у Дхармакирти оно превратилось в определение последней реальности (достоверно данной нам в ощущениях йогического созерцания).

Аллегория с пьяным очень хороша. Она напоминает нам, что вопрос о редукции имеет две стороны: редуцируемое и редуктивный остаток. Гуссерль злился, что в редуктивном остатке постоянно появлялись новый кандидаты для редукции и что практически нет конца редуктивного отношения.

А если посмотреть на это дело со стороны феномена?! Что если искомый феномен остался в уже отредуцированном и подвешенном куске реальности? Очевидно под конец Гуссерль пришел к этой идее и стал заниматься проблемой Lebenswelt - анализом допредикативных очевидностей и проведением универсального эпохе.